Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)
– Ведь как в воду глядел! – восклицает Профессор. – Вот вам история Советской России, голод, Сталин… Да… Это удивительно… Но, конечно же, основной темой творчества Лермонтова была тема одиночества. Белеет парус что? – Одинокий! – подхватывает дружный хор слушателей. – Совершенно справедливо! – кивает
Профессор. – Первый поэт, который воспел тему одиночества в русской литературе, и поднял эту тему до экзистенциальных высот! Человек одинок всегда… Это естественное состояние мыслящего, чувствующего существа… У Лермонтова и Пушкина есть стихи с одинаковым названием. Одно из них «Узник». Но что мы увидим, если сравним эти два стихотворения? Читаем у Лермонтова:
Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
– Часовой у Лермонтова безответный! Пушкин такую же ситуацию изобразил бы иначе. Его герой обязательно бы перекинулся словечком с часовым! Читаем у Пушкина:
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном…
– Видите, что происходит? Мой грустный товарищ! Пушкин тут же себе находит товарища! Лирический герой Пушкина даже в такой неприятной ситуации находит, за что уцепиться, чтобы найти себе компанию! У Лермонтова этого нет и быть не может!
«Одинок я, нет отрады…» Знаменитое стихотворение «Белеет парус…» Какой? Одинокий! – сам себе отвечает Профессор. – Казалось бы, ну какое одиночество у паруса? Есть мачта, лодка, какой-никакой завалящий человечек сидит, зверушки морские, рыбы плавают, птицы летают, небо, море, солнце, туман – полно всего! Нет.
«Выхожу один я на дорогу…» Герой Пушкина, даже если один выходит, всегда найдет там кого-то! Пейзажи, природу, товарища! Герой же Лермонтова одинок всегда… Одиночество – центральная тема всего его творчества, но зато эту тему он исследует, изображает так глубоко, как никто ни в русской, ни в мировой литературе… Хотя, по правде говоря, именно русская литература отличается тем, что герои, не найдя себя, своего места в жизни, бегут. И тут оказывается, что герою русской литературы некуда убежать! И он бежит в смерть… Таков Лермонтовский Мцыри. Он бежит из монастыря, чтобы посмотреть мир, но возвращается к смерти. Онегин – безусловно, беглец. У Тургенева все герои, сплошь как один, убегают. Про Достоевского и говорить нечего. У Чехова только эти фигуры и есть. У него даже рассказ есть, который называется как поэма Лермонтова – Беглец. Чацкий – идеальный беглец. Я бы даже сказал, что Илья Ильич Обломов беглец! Беглец из этой жизни… – Профессор снимает и снова надевает очки. – Русская литература всегда задавала два вопроса: есть ли бог, и есть ли бессмертие. Европейская литература таких вопросов не ставила. Как выжить, как добиться положения в обществе. Европейский герой борется с действительностью, борется и побеждает. Русский герой отказывается от борьбы, не ответив на главные вопросы. Без них он не видит смысла в борьбе. Поэтому бегство, поэтому одиночество… Лермонтов был первым, кто изобразил тотальное, неизбежное, экзистенциальное одиночество Че-ло-ве-ка…
Академический час истёк, но лекция не заканчивается. Организаторам приходится напомнить лектору о времени.
– Можете что-нибудь возразить! – обращается Профессор к слушателям, приподнимая очки и блестя весёлыми глазами.
Встает журналистка из Красноярска. Судя по радостному лицу, она собиралась выпрыгнуть, но тяжелый низ затормозил её.
– Вот вы говорите одиночество! Но Господь наш спасает от одиночества! Нужно идти к Господу, он дает это спасение!
Деликатная, одними глазами, ироничная улыбка Профессора говорит больше, чем вся антирелигиозная пропаганда.
– Каким же образом, позвольте узнать? – спрашивает он, склонив набок седую голову.
– Верующие люди обретают родственников! – горячо отвечает девушка.
– Насколько я понимаю, родственники это люди, близкие по крови. Их нельзя приобрети больше того количества, которое уже есть, – осторожно сообщает Профессор.
– Я имею в виду духовное родство, духовную близость!
– Позвольте возразить вам, сударыня. Литература, да и обычная жизнь знает массу примеров, когда люди были близки духовно, а потом расходились и становились врагами.
– Правильно! Потому, что эти люди были разделены! Церковь – спасение от одиночества. Она и переводится и с греческого, и с еврейского как «собрание». Она создана для того, чтобы мы там собирались вместе!
– Сударыня, Вы полагаете, во времена Лермонтова не было церкви? Или эта простая мысль не приходила ему в голову?
– А вы знаете, как важно встретить на своем пути к Господу хорошего проповедника, такого, как наш Красноярский протоиерей, отец Геннадий Фаст! Я вот слушаю его проповеди, и знаете, как хорошо, светло становится!
Профессор морщится.
– Сударыня, Вы пришли к вере? Вам хорошо?
– Я только на пути к Господу нашему, но уже чувствую в себе такие необыкновенные перемены! Очень, очень хорошие!
– И хорошо! Очень рад за вас! Есть ещё вопросы? – с надеждой обращается Профессор к залу.
Встает журналистка из Молдовы. Мотнув светлой головой, она выступает громко, с хорошей дикцией:
– У меня такой вопрос. При том, что Лермонтов – один из моих любимых писателей, я все-таки не понимаю. Он все время писал об одиночестве. И сам он был одинок по жизни. Но если ты одинок – работай над собой, меняйся, расти, находи друзей, которые тебя поддержат в самой тяжелой ситуации, делай что-нибудь! Но он ничего этого не делает! Значит, я делаю вывод, что он считает себя выше людей? Если не идет к людям? Он считает ниже своего достоинства идти к людям, считает их настолько ниже себя? Так?
Профессор улыбается чуть снисходительно и устало.
– Нет, не так. Он не считает себя выше. Он… как вам это объяснить… вообще не мерит себя людьми… Ведь, чтобы считать себя выше или ниже, нужно сравнивать себя с другими, и тогда сказать – я выше вас. А он – один. Как поэт в стихотворении «На смерть поэта»
– «Один как прежде и убит…» Он первым осознал глобальное одиночество человека… От него уйти нельзя…
Больше вопросов нет.
Сутулая фигура Профессора в разочарованных башмаках удаляется в сторону таблички «выход». Выход есть, но идти ему некуда, кроме новых слушателей с их старыми вопросами, которые, возможно, одни и способны избавить от одиночества.
Слушатели Школы журналистского мастерства шумно покидают стулья конференц-зала, превращая его улыбку в пустоту полукружий.
